Жемчужины Мудрости

Омар Хайям… Средневековый гений такого же масштаба, как Леонардо да Винчи, родившийся так же несвоевременно. Ему в истории повезло еще меньше: ни одно из его научных открытий (безусловно, важных) не было понято современниками, потому и не сыграло никакой роли в общечеловеческом прогрессе. Построенная им величайшая в мире обсерватория была закрыта еще при его жизни; разработанный им точнейший календарь был вскоре вновь заменен традиционным; написанные им стихи соответствовали мышлению совершенно другой эпохи (может быть, нашей, а может быть, следующей), а потому не пользовались популярностью. Они и уцелели- то только благодаря буквально нескольким почитателям с «извращенным» вкусом, чудом находившимся в каждом столетии. Творчеству Баха пришлось 100 лет ждать признания… Творчеству Хайяма — семь с половиной столетий.

Тайны мира, что я изложил в сокровенной тетради,

От людей утаил я, своей безопасности ради,

Никому не могу рассказать, что скрываю в душе.

Слишком много невежд в этом злом человеческом стаде.

Его полное имя Омар Хайям Гиясаддин Абу-ль- Фатх ибн Ибрахим, но мы знаем его под именем Омар Хайям. Поэт, математик, философ, астролог, астроном, царедворец. О первой половине его жизни не известно ничего, о последних годах — тоже, а о том, что было в середине, можно узнать только по обрывкам легенд. Известно только, что родился он в Хорасане, в деревушке возле Нишпура, но дата его рождения надежно скрыта пылью веков. Одна из легенд гласит, что около 1048 г. Омар Хайям якобы поступил в Хорасанское медресе, где сдружился с двумя сверстниками. Рассказывают, что по предложению Омара они поклялись: тот, кому повезет в жизни, обязан помочь и остальным двум. Повезло Абу-Али Хасану, который стал визирем властителя, столь мудрым и удачливым, что заслужил прозвище-титул «регулятора державы». Товарищи напомнили ему о себе, и он сдержал юношескую клятву. Одного товарища сделал министром, а другому,

Омару, который ограничился скромной просьбой, дал в распоряжение налог с его родной деревни, дабы там, «под родной кровлей, вдали от превратностей шумного света, мирно заниматься поэзией, которая восхищает душу, и предаваться созерцанию Творца, к чему склонен был его ум».

Некачественные и неполные переводы Омара Хайяма немало способствовали тому факту, что его считали богохульником, чуть ли не атеистом. Но стоит взять другие тексты и другие переводы, как все становится на свои места. То, что иногда ругал Творца, так, может быть, он просто разговаривал с Ним на своем, только ему и Богу понятном языке. А люди просто не поняли…

И глазки муравья Ты светом озарил,

И ножки комара Ты силой одарил.

Но вот воспеть Тебя настолько я бессилен.

Что, кажется: хулил, а не благодарил.

В существовании Творца и в том, что наша Вселенная создана именно им, Хайям не сомневается нисколько. У него нет ни строчки, где отрицалось бы существование Бога. Даже нет ни одного четверостишия, где наличие Бога в мироздании хотя бы подвергалось сомнению.

Есть много вер, и все несхожи…

Что значит — ересь, грех, ислам?

Любовь к Тебе я выбрал. Боже,

Все прочее ничтожный хлам.

А люди… Люди вообще многого не понимают. Они пытаются познать мир, создавая для этого разные приспособления, выдумывая ритуалы, восхваляя придуманных идолов. А может быть, нужно всего лишь остановиться, прислушаться, и тогда наконец сквозь плотный шум повседневной суеты мы услышим голос Бога.

О! В поисках Тебя все мечутся толпой:

И нищий, и богач, и щедрый, и скупой.

Ты с каждым говоришь, никто из них не

Пред каждым предстаешь, любой из них слепой.

Омара Хайяма считали суфием — мудрецом, который понял истину. На Востоке считается, что стать мудрецом можно двумя путями:

первый — через соблюдение религиозных ритуалов, а второй — через познание жизни. Омар Хайям выбрал второй путь: беря лучшее от текущего момента, живя настоящим мгновением, ты яснее всего узришь вечность, но если твой взгляд заслонен миром прошлого и миром будущего, ты живешь уже не в вечности, а в ограниченном мире. Иными словами, Жить надо не прошлым и не будущим, а вечным. Именно здесь и сейчас мы можем попытаться постичь счастье, которое есть обретение свободы души.

Известно, в мире все лишь суета сует.

Будь весел, не горюй, стоит на этом свет,

Что было, то прошло, что будет — неизвестно.

Так не тужи о том, чего сегодня нет.

Рецепт жизни от Омара Хайяма гениально прост. Будь весел! Будь весел! — говорит Хайям, ибо мир непостоянен. Будь весел — и жизнь на ветер не пускай. Не растрать впустую своего мгновенья.

Когда в погоне Смерть задышит за спиной,

Когда в глазах у нас померкнет мир земной,

Сердца — весёлыми швырнём на сито жизни!

И можно пылью стать под уличной метлой.

И когда бессмертная душа вырвется из оков материального, она, наконец, воспарит.

Мы — воздух и огонь, мы — глина и вода.

Мы — страждущая жизнь и смертная страда.

Мы — плоть: мы все сгнием и сгинем без следа…

Мы — дух: мы скинем плоть, и вновь душа чиста.

Человеческая душа бессмертна. Она пришла из Небытия в человеческое тело и вернется в Небытие после смерти. Для нее этот мир — чужбина.

Ты в мире видишь, дух, чужбину — почему?

Ты ни дворцу не рад, ни чину — почему?

Ты был божественным владыкой, а сегодня

Низвергнут в скорбную пучину… Почему?

Омар Хайям выделял две составляющие человека, которые делают его человеком: душу и сердце. Сердце родилось на земле и останется в земле; это все-таки только часть смертной человеческой плоти, хотя и наилучшая, самая «одухотворенная» ее часть. Именно через Сердце общается Душа с земным миром. Именно Сердце — первый помощник Души в ее работе. На него возложено создавать Душе такие условия, чтобы она смогла вспомнить свою задачу, а при необходимости оно должно и обеспечивать условия для ее отдыха.

Я сердце упрекал: греховное, оно

Страшится смерти там, где воспарять должно.

И в замешательстве мне отвечало сердце:

«Я от рождения на смерть обречено».

Сердце знает только этот мир, Бытие. Поэтому оно жадно интересуется у Души тайнами Небытия, особенно сколько-то доступными его воображению адом и раем. В ответах Души чаще всего проскальзывает та интонация, с которой взрослый говорит с ребенком на слишком серьезные для того темы.

О сердце! Ворох тайн ты разберешь едва ль.

Уловку мудрую само найдешь едва ль.

Так вот: вино, шербет отлично рай заменят,

А в тот, небесный рай ты попадешь едва ль.

В свою очередь, Душа с уважением относится к предостережениям Сердца, лучше понимающего земную жизнь.

О сердце! Твой урок: «Прими печаль и кровь,

Иль все сочти игрой, войдя под звездный кров,

Иль, зная наперед, какой здесь беспорядок.

Внуши себе, что ты живешь вовне миров».

Религиозно именно Сердце, а не Душа. Душа-то сокровенно знает иной мир, зато Сердце, что-то выспросив у нее и кое-как поняв, начинает фантазировать, достраивает полученные сведения по-земному яркими, чувственными образами. Так и появляется религия либо ее новая ветвь — секта. С точки зрения Души, все молятся одному и тому же Всевышнему, только называют и представляют его по-разному. Но для Сердца главное — эмоции и образные представления. Поэтому оно и должно найти «средь вер и ересей — свою». Скорей даже: сколько сердец — столько вер.

Пока у кочевой тропы сидишь, о сердце,

Средь вер и ересей свою найди ж, о сердце.

Потом, уединясь, где глушь и тишь, о сердце,

Глядишь, ты кое-что и разглядишь, о сердце!

Но что должно разглядеть сердце?

Может быть то, как устроен этот мир? Мы многого не видим и многого не знаем, зримая нам физическая вселенная, многокрасочная Земля и звездные небеса — лишь небольшой участок, некий пласт или срез мироздания, которое распадается на два Мира: Бытие и Небытие, оно же Ничто. «Ничто» здесь означает не полное отсутствие чего-либо, а только полную невоспринимаемость органами чувств человека. Собственно, все мироздание — «Ничто», и только какой-то клочок его, где Всевышний поселил человечество, — лишь этот клочок и есть наше Бытие.

Все что видишь ты — видимость только одна,

Только форма — а суть никому не видна.

Смысла этих картинок понять не пытайся

— Сядь спокойно в сторонке и выпей вина!

В таком представлении мир в целом мы могли бы сравнить с детской загадочной картинкой, где в хитросплетении деревьев и кустов художником спрятан охотник, но — картинкой «наизнанку». Представим себе, что мы почему-то видим только этого охотника, а все остальные штрихи стали прозрачными, ненаблюдаемыми. Мы не можем узнать, что изображено на картинке в целом; более того, фигура охотника своей завершенностью сбивает простодушных наблюдателей с толку и заставляет думать, будто это и есть вся картинка; Хайям же называет такое восприятие иллюзией, непосредственно воспринимаемый мир — иллюзорным. Но иллюзорно не значит нереально; иллюзорно — потому, что второстепенное принимается за главное или даже за единственное сущее. А что же главное? Оно — там, в Небытии, и потому уже всерьез трагична земная жизнь, смысл которой утаен.

Созвездия в заоблачной дали

Раздумьям тщетным многих обрекли.

Одумайся, побереги рассудок —

Мудрейшие и те в тупик зашли.

Но если главное — не здесь, то жизнь Души становится многоступенчатой: каждый век в человеческом теле — не более чем следующий класс в школе духовного развития. Меняется отношение к смерти: она уже не конец всему, а не более чем «дверь» для выхода в Небытие, где можно спокойно обдумать протекшую жизнь и подготовиться к новому воплощению.

На то и сердце: Жизнь без суеты постичь,

Чтоб разгадать и Смерть, ее черты постичь.

Сегодня сам себя не понял. Ну, так завтра,

Покинув сам себя, что сможешь ты постичь?

В этом случае меняется представление об ответственности за свои действия: уже невозможно зажмуриться и нырнуть в смерть, забыв про свои злодеяния. Совесть не- убиваема. Искупать их придется не одно воплощение. Самосовершенствование растягивается на множество жизней, каждая из которых посвящена решению какой-то частной задачи: научиться прощать своего врага, или преодолеть в себе тщеславие, либо же насытиться богатством или властью, чтобы тяга к ним в будущих воплощениях не мешала… Следовательно, намеченные в Небытии для данной земной жизни задачи разных людей не совпадают, и каждому человеку нужно решать свою задачу индивидуально.

Ты сегодня не властен над завтрашним днем

Твои замыслы завтра развеются сном!

Ты сегодня живи, если ты не безумен,

Ты — не вечен, как все в этом мире земном.

Земное Бытие настолько ярко в сравнении с остальными пластами мира, что душа, зачарованная его красками и соблазнами, поначалу способна забыть цель нынешнего воплощения, более того, даже вообразить, будто это земное Бытие — единственное сущее. Такая забывчивость естественна. Однако, когда человек созреет и покончит с детскими играми, его душа должна вспомнить, осознать свою цель. Кто не удосужился заставить свою душу сделать это, кто в результате ведет бессмысленное существование, тех поэт называет «спящими». Это люди, впустую тратящие жизнь:

Разумно ли судьбу увещевать весь век,

То славу, то позор переживать весь век?

Как ни веди ты жизнь, а Смерть идёт по следу.

Решай, что лучше: спать иль пировать весь век.

«Даже волос с головы человека не упадет без воли Аллаха», — говорят мусульмане. По их легендам, еще до сотворения Вселенной Бог создал Калам — стило, которое на Скрижалях под его диктовку расписало будущее вплоть до мельчайших событий, до крохотного шажка муравья через тысячи лет. Небо — двигатель этих событий. Вращаясь, оно, как передаточный шкив, заставляет двигаться все и всех на Земле. Считывая со Скрижалей «план на сегодня» и диктуя небу и планетам соответствующие движения, Рок реализует предписанные события.

Коль век ни сократить, ни удлинить нельзя

Ценить не стоит жизнь, но и винить нельзя.

Увы, тебе и мне доставшиеся судьбы —

Не воск, руками их перелепить нельзя.

Но вот логическая неувязка: если каждый шаг человека предопределен, возмездие лишено смысла.

Бог глину замесил, составил мой костяк,

Вложил клубок страстей, внушил мне каждый шаг…

Прикажет, и греха не избежать никак.

А в день Суда — в огонь. Он что, задумал так?!

Итак, закончится жизнь Вселенной. Грядет Страшный суд, после которого… А что, собственно, будет потом? ад и рай? Но никто не знает, есть ли они на самом деле. Правда, никто не может доказать и обратного — что их нет… Действительно, откуда богословы знают, что ад и рай есть?

В любом случае очевидно: есть ли ад и рай, нет ли их, но человеку глупо в своих страхах и вожделениях руководствоваться заведомо недостоверными представлениями о них, а внушать кому-либо такие страсти — попросту преступно.

«Ад и рай — в небесах», — утверждают ханжи.

Я, в себя заглянув, убедился во лжи:

Ад и рай — не круги во дворе мирозданья.

Ад и рай — это две половины души.

Но, с другой стороны, есть ли ад, есть ли рай — неважно. Мы слишком малы, чтобы постичь суть мирозданья. Мы слишком много о себе мним.

Но мы слишком мало значим. Мы бессильны перед миром.

В загадки вечности никто не посвящен,

Никто не преступил невидимый заслон.

Бессилен ученик, бессилен и учитель:

От смертной матери любой из нас рожден.

Точно так же бессилен перед миром и Омар Хайям. Может быть, он просто стоит на одну ступеньку выше, чем мы.

Дураки мудрецом почитают меня.

Видит Бог, я не тот, кем считают меня:

О себе и о мире я знаю не больше

Тех глупцов, что усердно читают меня.